* * *
Христос сказал: «Нельзя мамоне
И Богу поровну служить».
Туда, сюда любовь вложить,
И там, и там быть при короне.
К просчету приведет сей высчет,
Причастен будешь ты к вине,
Окажешься несчастным нищим
На той ли, этой стороне.
* * *
А если соловьёв не станет:
Исчезнут разом, навсегда?
Наверно в организме стали
У нас прибавится тогда.
И печень вздуется от жёлчи,
Отяжелеет от камней…
Ах! Не пророчьте, не пророчьте!
Пусть будет вечен соловей!
СПИСАННЫЕ ВАГОНЫ
Стоят вагоны в тупиках,
Стоят – колёса ржавые;
Прочесть не трудно на боках
Их, надписи корявые:
«Не подлежат ремонту». Да.
Или короче: «Списанный,
Теперь загнали их сюда
Не церемонясь втиснули».
Здесь нет доски, там нет доски,
Кругом железо мятое,
Почерневшие бруски,
Крепления щербатые…
И нам года намнут бока,
Вползём в тупик дырявые.
Напишет времени рука
Слова свои корявые.
* * *
Ему бы ягод горсть набрать, -
Он за топор, и он – без промаха…
И щепки в стороны летят,
И на земь падает черёмуха…
Нет, поспели – вяжет рот,
И сохнет чернота металла…
Ну, вот ещё один урод
Наелся ягод до отвала.
* * *
Какая ночь! Какие небеса!
Кусты безмолвны! Пруд зеркален!
И ветер с вечера в опале,
В опале и людские голоса.
А я по берегу уснувшему брожу,
Я от тревоги вовсе не свободен.
Наверно, потому люблю я тишь в природе,
Что в сердце у себя его не нахожу.
* * *
Пролетели дикие гуси
Потревожив домашних гусей.
Сверху глядя - деревья как кустики,
А людей хоть сквозь сито просей.
А домашние белые жилятся,
Только их не пускает земля –
«Так чего вы галдите, жирные,
Оглушаете криком поля?»
Глядя в след улетающим замер я,
И хлестнула незримая плеть:
Я бы тоже согласен за море,
Только море мне не одолеть.
* * *
Недолго живут недоноски,
Короткое их кино,
Уродством иные броски,
Здоровья им не дано.
Откуда вы, торопыжки?
С каких сорвались концов?..
Мне жаль вас, бледные книжки,
Мне жаль ваших бедных отцов.
* * *
Гениальность - болезнь такая -
Как чесотка, а может и хуже.
Молодым она очень мешает,
От неё я страдал тоже.
Я взлетал от хвалы и лести,
И не очень спешил спЕшиться.
А теперь ни в каком месте
У меня не свербит, не чешется.
* * *
В городе скучных заборов,
Где смешаны с сажей снега,
Жизнь доживу я скоро,
Чтобы уйти навсегда.
Много ли нажил-добился,
Что оставлю живым?
Или уйду, как явился,
Как будто не прходил?
Отвеселюсь, отстраждаю
Последний свой лист оброня…
Оставлю стихи и не важно –
Переживут ли меня.
* * *
А стерню трактора не вспахали,
Задержались в этом году;
Ходят-бродят вороны стаей,
Разговаривают на ходу.
Набивают свои утробы,
Утрамбовывают зерно.
А зимою будут сугробы,
И зимою долго темно.
Так живут, по таким законам,
Видят смысл лишь в таком труде…
А о чём говорят вороны?
Да известно о чём – еде.
* * *
Грязь орёт, исходит матом,
Колея кипит.
Нелегко беднягам скатам
На таком пути.
Тучи – серые бульдоги,
Вот-вот упадут.
Лишь ошмётки от дороги –
Глина там и тут.
Наш облезлый битый «Пазик»
Через лужи прёт.
Непонятно как пролазит,
Силы где берёт.
Доберёмся ли до Сима
Не сорвав свой пуп…
Так и матушка Россия
Ищет твёрдый путь.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Оцените произведение:
(после оценки вы также сможете оставить отзыв)
Поэзия : Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!
